Такси Блюз. На обочине - Михаил Бледнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорош одно и тоже, над собою приколись.
Макс уже сто семьдесят шесть раз пожалел о слабости высказать свою неудачную мысль.
Волна эмоций как накатила, так и моментально ушла куда-то в сторону, обнажая берег. Воцарился штиль. Все дружно затупили.
– Может, еще приколотим костыль?
– Гонишь, что отпустило?
– Не знаю.
– Иди, вдуй самке, та губастая, видел, какие флюиды засылала.
Некрас, словно опомнившись, вынырнул из астрала и бодро рванул в шатер на подушки. Сграбастав большеротую, он стал похожим на Стаханова со своим молотом. Сергей зациклился, как это и происходит по накурке, на идее кончить в рот. Он, словно, ломал два ряда берлинской стены, запихивая свой имплантант в пышный и мокрый рот некрасивой проститутки. Она сначала чуть не задохнулась, потом поперхнулась, а когда Некрас подернулся, как подстреленный, и замотал в стороны тазом, девушка чуть не захлебнулась. Потом наложница выбежала за юрту, и там ее два раза вырвало.
– Ты, что, без презерватива к ней макал?
– А что? – пожал ушами Некрас…
По приезду домой у него потекло с конца, как весною с крыши.
Обратно собирались ехать поездом, но по определенным обстоятельствам остались еще на сутки, но уже в гостинице города Петропавловск, до коего добрались на такси. В такси даже скрипело радио, и какая-то попсовая певица давала интервью. Она рассказывала: «Первый день мы снимали клип всю ночь».
Казахский степной «Агролан» (рай) оставался за спиной. В Петропавловске зарождались намеки на цивилизацию, а точнее на то, что от нее успело остаться в постперестроечный вязкий обворованный период. В гостинице разместились в двух номерах.
– Супер-пупер. Даже вода горячая.
– А тараканы ходят в плюшевых тапочках, вон как тихо пробирается к розетке.
– Наверное, это из администрации «отеля».
– Отеля! Круто, мать его!
– Надо телок заказать.
– Не хватило?
– А чего творить будем?
Макс неслышно встал с просиженной кровати. Достал из-под нее дорожный баул и, покопавшись в нем, пошел на выход. Чика был в душе. Боря и Некрас решали вопрос вызывать или нет девочек в соседнем номере.
– Слышь, Чика, – бросил на ходу Максим. Тонкая дверь охотно пропустила оба слова в «душевой кабинет».
– Чего хотел?
– Я пойду, пройдусь.
– Далеко? – перекрикивая журчание, спросил Чика.
– До вокзала и назад.
– Валяй.
Максим не любил не законченных симфоний. Релаксирующее воздействие на его душу, всегда оказывал здравый прагматизм. Он был собран, как хороший боксер, и хотел лишь сохранить приобретенное совместно. Угловатый, как пентагон, он покинул белые стены привокзальной гостиницы. Подобно «Шерипутре» стоящим на лепестке лотоса. Он почти всегда принимал прозорливые и своевременные решения. И ни один кайф в мире не мог засрать ему мозги, его мысль работала в ритме швейцарских часов.
– Ячейку, будьте добры, – сказал Максим, войдя в вокзальную галерею, где располагалась камера хранения.
Русская девушка с казахскими ногами показала на свободную дверцу, и, взяв названную сумму, запихала сграбастанные купюры в боковой карман застиранного рабочего халата. Максим бережно вложил желтый туго набитый пакет во чрево стальной ячейки и, захлопнув, набрал код: год рождения своей матери.
Выйдя на спертый воздух, он закурил и уныло вздохнул, когда вспомнил, что не за горами зима. Попинывая воздух, Максим побродил по улочкам, поплевал в сухой загаженный арык. Смятые пачки «Астры», «Примы» и болгарских сигарет пылились на дне некогда живой системы водостока. Из-под некоторых, как из-под обвалов, торчали уже пожелтевшие и разбухшие трупы бычков. Искореженные пустые спичечные коробки походили на подорванные танки и молчаливо напоминали о некогда сильной империи. Максим еще раз плюнул на всю эту тяжелую действительность и, помочившись за ржавым гаражом, пошагал к гостинице.
– Ты где бродил? – спросил Некрас. Он и Боря были уже в их номере.
– Да так, променад, город посмотрел.
– Дрек?
– Ну, а ты как думаешь?
– Сейчас телочек доставят, и водовка будет, – гордо возвестил Чика и заерзал на покрывале.
– Петропавловского «Рому» нашли?
– Не-а, тут «Ромой» администратор работает. У него как у волшебника Сулеймана, все по-честному без обмана.
– Шнягу втулит какую-нибудь.
– С чего ты решил?
– А чья водка?..
– …
– Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса!!! – пропел Некрас, и, кажется, остался доволен своей своевременно вставленной удачной шуткой.
Через час с небольшим гостиничный дипкурьер по имени Андрей доставил четыре бутылки местной водки.
– Сейчас будут девчата, – пообещал он, после чего запустил в номер двух стриженых азербайджанцев.
Сутенеры выглядели так, будто водили на случку не девочек, а горилл. Сверкнув фиксатой частью своего рта, один из них произнес на удивление елейным голосом. Не все было понятно, но из сказанного удалось разобрать, что девушки из самого Тадж-Махала, наложницы Эмира, красивы, как сакура весной; спелые, как персик летом; совсем свежие, с глазами, словно звезды и… и хорошо сосут. Ну, а стоили они, как путевка на Венеру.
– Расчет потом.
– Пятьдесят процентов сразу, – деловым тоном обрезал второй азер.
– Без проблем, – ответил Боря. Отсчитал денег и, закрыв за гостями скрипучую дверь, налил, выпил пол стакана алкоголя.
– А знаете, о чем я вспомнил, – выдохнул Борис.
Видимо алкоголь помог вспомнить важное.
– ? – повисло молчание.
– Ведь того фуцына, охранника с автосервиса, где мы отработали Бэху, мы вместе с тачилой казахом продали.
– Вот они тихо приколются. Кент в багажнике с торцом разбитым и в форме охранника.
– Во, слива.
– Да, он сам виноват, мог бы признаки жизни хоть подать, а то затихорился там на измене. Мы и забыли за него, – оправдал всех и сразу Боря и снова налил, но уже не только в свою тару. – Давай, пацаны, не микрофонь за успех.
Наложницы-гимназистки прекрасные как луна проносились, как осенние листья, мелькая розовыми ягодицами с орнаментами легкого целлюлита.
Первым пошел Чика. Бардельеро превратилось в оргию Калигулы. Алкоголь и секс, выходящий за рамки приличия…
Первым поднял голову он же, то есть Чика. Остальные спали, как неровно разброшенные шпалы. Женщин, подруг эмира, в номере не было.
– Пацаны, подъем! – почувствовав неладное, тревожно крикнул Чика, после чего нырнул под кровать и обмяк рядом.
Ноги отказали ему, и тело следовало их предательскому примеру.
– Е-е-ебучие рога-а! – завопил он.
– Что за кипеш? – поднял чугунную, словно крышка колодца, голову Боря.
– Жопа, Боря, жопа! Нас развели, как лохов, конкретно! Походу, «клавой» (клафилин) убрали.
– В рот мента… – схватился за волосы Борек.
Теперь очнулись и остальные…
– Все лаве, все заработанное, мама дорогая. Во, встряли, как хрен в рукомойник.
– Да! По самые помидоры. А кто хотел девчушек потоптать?! – съерничал Макс.
– Чего сейчас крайнего искать. Все угощались.
– Надо этого пингвина под ответ поставить.
Все дружно, толкаясь в дверях, рванули вниз к администратору. Тот еще не успел смениться, но при виде решительно настроенных парней вжался в угол.
Били долго и по не приятным местам.
– Где этот ублюдок, Андрей, твой курьер?
– Он уже снялся, еще ночью, я адреса не знаю.
– Чего ты гонишь, недоносок, – Борис достал финский нож и приложил его к уху администратора.
– Пацаны, клянусь, не знаю за него, он вечером бывает, он со зверями работает.
Буцкнув «Бэримора» гостиницы, и отняв у него всю наличность, плюс две бутылки белой, концессионеры вышли на воздух.
– Ну и хули?
– Что?
– Хули делать? – задал тривиальный вопрос Некрас.
– Валить надо, – однозначно сказал Максим.
– Этот фуганок сейчас, сто пудов, мусорам цинканет. А если нас здесь примут, будет шило.
– Конкретное, – согласился Боря.
– С гастробайтерами они жестко поступают.
– Пидоры, – сплюнул Чика.
– Пошли на вокзал, – сказал Макс и сделал первым шаг туда, откуда рельсы уносятся в горизонт.
Дату рождения своей матери Максим помнил, как Отче наш. Хотя это естественно. Четыре щелчка и…
– Макс, красавец!
– Молодца! – сыпались лестные дифирамбы.
Еще бы, человек спас все заработанные деньги. Он был для остальных полу Богом, как минимум.
– Ты как догнал-то?
– Я не исключал форс-мажора, мы же не дома, еще с таким воздухом.
– Красавец! Проси, чего хочешь.
– Надо сваливать, на любой поезд и домой отсюда.
Удалось взять отдельное купе.
– Давай, пацаны, Савку помянем, – предложил Некрас.
– За суетою и праздностью жизни мы так часто забываем о ближнем.
– Поторопитесь восхищаться человеком, ибо упустите радость… Надо Савке памятник заказать.